Сообщения оставленные с IP-адреса: 77.95.1.230
Фильм: Лолита
«Жить со мной, умереть со мной, всё, всё со мной…»
«Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя.
Ло-ли-та…
Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита.»
После каждого просмотра этой ленты сердце теснит какое-то щемящее чувство. Видела этот фильм раз 20, впервые – после его выхода на большой российский экран, 22 апреля 1998 г. Но всякий раз испытываю неповторимые ощущения, будто открываю его для себя заново.
Это шедевр, классика. Пожалуй, самый любимый фильм в моей видео-коллекции. Экранизация Лайна – верх кинематографического совершенства. Именно благодаря непревзойдённому актёрскому исполнению, великолепной режиссуре и потрясающему мелодизму.
Уже музыкальная экспозиция и сам сюжетный пролог с едущим по пустынным, бескрайним просторам убийцей-Гумбертом вводит зрителя в атмосферу драматизма и высокого лиризма, окрашенной целым спектром различных оттенков – от тихой сладостной грусти до неизъяснимо томительной обречённости.
Достаточно противоречивый и неоднозначный роман В.В.Набокова, с элитарной предназначенностью, местами сложный, по своей форме скорее представляющий «поток сознания», получил в неимоверно талантливой экранизации Эдриана Лайна второе рождение. Режиссёр опустил все излишние детали, вульгаризмы и скабрезные эпитеты, которыми изобилует набоковский текст, отказался от натуралистичности в изображении событий и сотворил поистине гениальное произведение киноискусства. Со стройной композицией, хронологически выверенное, напряжённое, эмоционально мощное. В то же время изысканное, эстетически безупречное, тонкое.
Эротические сцены выполнены со вкусом и изяществом. Никакого отдалённого намёка на пошлость. Эпизоды с поцелуями нимфетки и её обожателя уже становятся ключевыми в фабуле сюжета, усиленные в восприятии трогательной музыкой.
Это картина о любви. Не о педофилии или инцесте (как твердят скептики со своей упёртой субъективностью), а именно о любви – роковой, мятежной, страстной до безумия… и невозможной…
Гумберт, которого воплотил на экране Джереми Айронс, этот величайший интеллектуальный актёр современности, не является ни одержимым маньяком, ни насильником, ни коварным растлителем. Это утончённый образованный аристократ, педантичный, чопорный, обаятельный. Едва ли можно ассоциировать его с больным неврастеником. Если в его поведении и намечается лёгкая тень какого-то психического расстройства, так это в той или иной мере свойственно творческой натуре. Один черпает вдохновение в алкогольном опьянении, другой – в опиумном экстазе, третий – в азартных играх, а кто-то, вот так, как Гумберт – влюбившись в… нимфетку.
Образ главного героя вернее всего интерпретировать сквозь призму его чувства к юной Лолите. Чувства возвышенного, поэтического, овеянного ностальгией о первой, восторженной и так трагически утраченной любви. Теперь возродить былое счастье Гумберт надеется с 13-тилетней Долли. Каждый миг рядом с ней – безграничная радость, каждое её прикосновение – божественный дар. Пересматривая кадр за кадром, любуясь невообразимо притягательным интеллигентом Гумбертом, почти невозможно обнаружить в нём черты параноика и гнусного, похотливого сластолюбца…
Взрослый мужчина, ослеплённый своей страстью, утонувший в грёзах, боготворит юную Ло, становится её покорным рабом, мечтающим только об одном – чтобы она всегда была рядом. В этом его восторг и погибель, в этом его вина и трагедия. Трагедия чувства, а не плоти. Трагедия высокого духовного порядка.
«Несмотря на наши ссоры, не взирая на все преграды, её гримасы, опасность, ужасную безнадёжность всего, - я всё-таки жил на самой глубине избранного мной рая. Рая, небеса которого рдели, как адское пламя, но всё-таки, рая…»
Неземная музыка Морриконе органично вплетается в ткань самых психологичных, эмоционально накалённых моментов киноповествования. Волнительно-унылые звуки скрипки, будто вибрирующие на струнах нашей души, чаруют и околдовывают. Мелодия преисполнена такой неизбывной тоски, отчаяния и безысходности, но в то же время настолько будоражащая и манящая…
Доминик Суэйн виртуозно вжилась в образ юной соблазнительницы. 17-тилетняя девушка безупречно перевоплотилась в 13-тилетнего подростка. В её исполнении Лолита - не схематичная, а живая, непосредственная, с детскими гримасами и повадками. Было бы непростительным варварством отдать эту роль другой актрисе. Ни секунды сомнения, что перед тобой – нимфетка. Именно Суэйн – настоящая набоковская Долли. Здесь автор киноверсии ни в чём не исказил литературного первоисточника. Вот она, ЛОЛИТА – непоседливая, капризная, избалованная, по-детски доверчивая, наивная, игривая, местами деспотичная и распущенная, но всегда и во всём осознающая свою инфернальную власть над несчастным Гумбертом.
Она играла чувствами взрослого, состоявшегося человека, как со своей растрёпанной куклой. Как гармоничны её невинные шалости наряду с рано проявленной чувственностью. Она завлекала и отталкивала, соблазняла и отвергала, эта милая кокетка, почти ребёнок, подспудно таящая в себе черты фатальной обольстительницы. Играла, не зная, какой катастрофой обернётся это для обоих.
Почему до сих пор никто не задался вопросом: даже если бы Гумберт оставался для Долорес только примерным отцом, она всё равно убежала, повстречав на своём пути Куильти?! Ведь эту порочную девочку всегда манил запретный плод. Так зачем сваливать на Гумберта всю тяжесть греховного бремени, которую следует разделить на троих? А его вожделение – всего лишь одна из граней настоящей любви.
Сцена убийства Гумбертом эксцентричного извращенца – драматурга поистине страшна и величественна! Леденящий кровь диалог соперников, погоня, борьба, обнажённый Куильти, бросающийся к роялю и откидывающий полы своего халата, будто фалды парадного фрака, окровавленные клавиши, зашедшиеся сами собой в диком вихре прощального демарша – всё эти великолепно воспроизведённые режиссёром детали усиливают психологическое напряжение и до предела накаляют нервы зрителя. Этот эпизод заключает в себе определённый символ: Куильти (персонификация вселенского зла) умирает долго, мучительно, цинично, с презрением – так же извечно живучи и непотопляемы в мире грязь, корысть, похоть, разврат…
«Я глядел на нее и не мог наглядеться. И знал столь же твердо как то, что умру, что люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете. От нее оставалось лишь легчайшее эхо той нимфетки, но я боготворил ее — эту Лолиту, бледную и оскверненную, с чужим ребенком под сердцем. Все равно, даже если ее глаза потускнеют, даже тогда я буду с ума сходить от нежности при одном виде ее дорогого лица…»
|
